«Как недавно всё было, как странно
свежо в памяти, и – значит, с какой
волшебной быстротой идёт жизнь!»
А.М.Горький.
Зрительный зал районного клуба был заполнен до отказа: шла комедия «Девчата» с неподражаемым дуэтом Надежды Румянцовой и Николая Рыбникова, и только два человека на галёрке не замечали ни зала, ни зрителей, ни самого фильма.
«Будто мы понимаем, что там происходит, - думала Ира, улыбаясь. - Но Герка… Герка-то что вытворил! Взял да и загородил экран, ещё и грубить вздумал, – ревнует, наверное. Дурак ты, Герка! Какое мне дело до тебя, если я давным-давно люблю его».
- Почему ты не ответила на моё письмо? - допытывался Сергей.
- Ждала твоего приезда, - отвечала Ирина, - письмо хорошо, но встреча лучше.
- Так ведь завтра я снова уеду.
- Подумаешь – расстояние в десять километров! Я бы на твоём месте каждый день приезжала, тем более домой к родителям.
- Вот и езжу почти каждый день... чтобы с тобой побыть.
Было уже одиннадцать вечера, когда Ира и Сергей вышли из клуба. Улица встретила их пронизывающим ветром и колючим снегом, – его с удовольствием швыряла им в лицо февральская вьюга. Сергей взял девушку под руку и, наклонившись, сказал:
- Пойдём ко мне.
«Ой, - вскинулись Иркины мысли, - к нему... домой, – разве можно?»
Не замечая её распахнутых глаз, Сергей договорил:
- Немного посидим, а потом я провожу тебя.
- А родители? – спросила она.
- Они у бабушки, будут там до утра.
Разум Иринки снова подпрыгнул, но тут же подключилось сердце: - «Соглашайся, - прошептало оно, - ведь он хороший. - А вдруг?.. - воспротивился разум, - что тогда? Не бойся, - это снова сердце, - ведь завтра он уедет, и ты его долго не увидишь».
Когда они вошли в комнату, Сергей сказал:
- Свет не будем зажигать, ладно? – а то ещё кто-нибудь заглянет на огонёк!
И опять в душу Иринки закрались сомнения, и опять она их прогнала.
Сидели они рядышком, она гладила его шевелюру, а он крепче обнимал её и шептал разные смешинки. Потом сказал:
- Я хочу, чтобы мы были всегда вместе.
У Ирки ком к горлу подкатился: неужели это счастье, о котором она так мечтала?
- Серёж, мне ведь только шестнадцать, - неуверенно проговорила она, - надо одиннадцатый класс закончить, потом институт, и давай пока не будем об этом. Пойдём… поздно уже.
По-прежнему мела вьюга. Она кружила белой каруселью, гудела в печных трубах, качалась замороженными ветвями на деревьях, стучала в окна домов, и, казалось, в ответ на её буйство кто-то жалобно молил о пощаде. Но Ирина не слышала этой мольбы, – ничего не слышала, потому что мгновения, которые подарил этот красивый юноша, наполнили её таким восторгом, таким ликованием, что лютая вьюга виделась милой проказницей.
У дома он обнял её. Она прильнула к нему, постояла, потом высвободилась и зашагала к калитке, почти побежала. В комнате долго стояла у окна, пытаясь рассмотреть в снежной пелене его удаляющуюся фигуру.
На следующий день Сергей уехал, а она села писать ему письмо. Школьные подружки, заметив блеск в её глазах, пытались разузнать подробности её необычного состояния, только на их вопросы Ира не отвечала, потому что девчонки и вопросы ей были не интересны. Но проходили дни, а ответного письма всё не было. «Наверное у него много работы, - в конце концов предположила она, - два предмета преподавать – это ведь не шутка». Девушка и мысли не допускала думать о чём-либо другом, даже после того, как одноклассница Валя сказала, что он слишком много внимания уделяет Лидке Самохваловой, которая работала вместе с ним в той же школе и была его ровесницей.
«Ну и что, - размышляла Ира, - Серёжка ничего такого не позволит, пусть Лидка и наболтала про меня всякую чушь, но он любит меня, а не Лидку. Вот приедет и сам всё расскажет, а может и письмо напишет». Но дни сменялись неделями, а письма всё не было, и в конце концов Ирина поверила подруге. Её состояние, окрашенное таинственной улыбкой, исчезло, ожидания сменились сомнениями, сомнения обидой, а вслед за обидой пришло и разочарование. И тогда она написала ему коротенькую записку: «Это правда, что ты встречаешься с Лидкой Самохваловой?»
Ответ не замедлил себя ждать.
«Я понимаю и ценю твои чувства, но у меня всё это время такое состояние, что я могу чёрте-что наговорить. Не утверждаю, что сказал эти слова... (Какие слова, в каком состоянии? – Ирина ничего не понимала). Говорить о любви я не в праве, так как не скажу правды, ведь нравиться – это не значит любить. Ещё раз извини и не читай, потому что я здесь намолол кучу чепухи».
Это письмо выбило её из колеи напрочь.
А зима всё не кончалась. Она утомляла ещё и потому, что Ирина постоянно мучилась вопросом, – в чём её вина, почему он отверг её и почему она должна оправдываться? Она снова начала писать свою повесть, о которой знала только она, хотя в потаённый уголок души с самого начала упрятала маленькую надежду на то, что когда-нибудь и он прочтёт её тоже. Она уже и название придумала – «Зимние этюды». Все чувства и переживания с помощью пера Ирина укладывала на бумагу, и от этого ей становилось легче. В «Зимних этюдах» присутствовали и весенние эпизоды, но их было не так много, и название она решила не менять.
Тем учебным годом в их школе отрабатывал практику студент педагогического вуза Леонид Васильевич – будущий физик. Ира почтительно называла его по имени-отчеству, хотя он был старше всего на четыре года. Девушка часто замечала на себе восхищённые взгляды физика, но они не трогали её, а вот то, что он подружился с Серёжкой, она заметила сразу (они были ровесники).
Однажды, набравшись смелости, она пригласила физика к своим родителям в деревню, чтобы поучаствовать в заготовке берёзовых дров, – разрешения у них спросила заранее. Только не это было главной причиной приглашения, главное – ей хотелось выведать у Леонида Васильевича что-нибудь о Сергее. Но лучше бы она не приглашала! Ничего утешительного в свой адрес она не услышала, и тогда её повесть пополнилась ещё одной записью:
«Дорогу в пятнадцать километров от райцентра до моей деревеньки мы преодолевали пешком, но это нам было не в тягость: все три часа мы проговорили, – физик оказался прекрасным собеседником.
Вечером мы пораньше легли спать, – проснувшись рано утром, отправились в лес. В лесу было отлично: чуть прохладно, правда, но работа зябнуть не давала.
После обеда, расстелив фуфайку на ветви, я прилегла отдохнуть. Я люблю так лежать, запрокинув голову, – и люблю глядеть на небо. В этот раз оно было красивым и счастливым. Да-да, небо было счастливым, – оно смеялось и говорило: - «Посмотри на меня, посмотри хорошенько! Видишь, я улыбаюсь? Улыбайся и ты, – не грусти». И я смотрела в небесную высь, не отрываясь. Мне хотелось потрогать сверкающие облака, закутаться в их белой мгле и улететь далеко-далеко – туда, где живут любовь и счастье.
В лесу было тихо и спокойно. Воздух трепетал от птичьего гомона, о чём-то шептались берёзы, и мне представлялось, что они поверяют друг другу свои радости и печали. «Если бы я рассказала им о себе, - думала я, - о том, как мне плохо, они бы поняли меня. А люди... разве поймут? Вот и Леонид Васильевич – разгуливает около поленниц и даже не подойдёт и не спросит, что со мной. Наверное обиделся за то, что я расспрашивала его о Серёжке.
Я закрыла глаза, – небо и лес исчезли, и вместо них появился ты. Но после слов Леонида Васильевича у меня не было желания общаться с тобой, и я прогнала твой образ».
Весна заканчивалась, заканчивался и последний учебный год Ирины, – впереди ждали экзамены. Однажды, возвращаясь домой с очередной консультации, она, увидев Сергея, догнала его и, стараясь унять колотившееся сердце, сказала:
- Привет!
- Привет! - ответил он.
- Твоя командировка закончилась? – так девушка называла преподавательскую работу Сергея вдали от дома.
- Да.
- Собираешься в институт на сессию?
- Да.
Ира попыталась улыбнуться.
- Когда уезжаешь?
- Через пару дней.
«Эти односложные слова... - заметались её мысли, - он не хочет общаться со мной, не хочет».
Она подняла на него глаза и прошептала:
- Зачем ты так? Скажи что-нибудь...пожалуйста.
Юноша отвёл взгляд и сухо спросил:
- Как твои успехи?
- Нормально, - она снова заставила себя улыбнуться.
«Разве этого я жду? - сквозь подступивший к горлу комок, подумала она. - Может, уйти?»
Но отступать было поздно, да и Сергей теперь смотрел ей прямо в глаза.
- Почему ты написал то письмо, – я в чём-нибудь провинилась перед тобой? - наконец спросила она.
Он снова отвёл взгляд и сказал:
- Знаешь, – мне не хочется ругать себя.
Её сердце подпрыгнуло, всколыхнулась надежда, и она чуть было не призналась в том, что написала маленькую повесть о них двоих. Но что-то удержало её. Почувствовав, что между ними всё та же стена, она тоже замолчала.
- Давай прощаться? - спросил он.
- Давай.
- Тогда – пока?
- Пока… - и они ушли в разные стороны.
«А вот теперь, - думала она, глотая слёзы, - свою повесть я отнесу к нему домой, – да ещё перед самым его отъездом. Отнесу и опущу в почтовый ящик. Пусть этот противный и ужасный мальчишка почитает, пусть узнает, кого потерял!»
Её расчёт был прост: он прочтёт, но встретиться с ней уже не сможет, и его реакцию она не узнает, потому что после экзаменов тоже уедет отсюда. Навсегда.
Дома она быстренько набросала короткое письмо, вытащила из шкафа пять заветных тетрадок и, свернув трубочкой, перевязала тесёмкой. В письме написала: «Ещё раз – теперь последний – напоминаю о себе. Вчерашний разговор не добавил определённости, и я не могу не написать. Твоё последнее письмо так обидело меня, что я до сих пор не могу собраться с мыслями. Я уезжаю. Уезжаю навсегда, и наверное мы больше не увидимся. Но я… я люблю тебя… Вспоминай меня иногда».
Это письмо и пять школьных тетрадок с их незаконченной историей Ирина так и не опустила в его почтовый ящик – не хватило решимости. Свою повесть, как великую драгоценность, она уложила на дно чемодана и стала готовиться к отъезду.
Прошло четыре года. Ирина жила в Ташкенте, работала, училась, там же и замуж вышла. Вспоминая Сергея, она часто перечитывала их историю, и чтобы расставить все точки над «i», ею всё больше овладевало желание побывать на родине и встретиться с ним. Но она и предположить не могла, что её поездка закончится полным фиаско: накануне её приезда Сергей уехал на Украину – и тоже навсегда. «Наверное, высшие силы разъединяют нас преднамеренно, - думала Ирина, собираясь в обратную дорогу, - и наверное в этом есть смысл. Что ж, – ничего не поделаешь… судьба».
«Так и осталась незаконченной эта повесть, моя маленькая тайна, - записала она в пятой тетрадке после возвращения. В моей жизни изменилось многое: появились заботы, тревоги, а с ними почти забылись и подробности нашей истории. Знаю одно – мы больше не встретились, ещё знаю, что ты женился. И всё-таки наш короткий школьный роман в моей душе оставил самый яркий, самый трогательный след.
PS. Интересно, какой будет наша встреча? Я почему-то верю, что она состоится. Только вот – когда?»
Перебирая страницы своей жизни, Ирина иногда думала о том, как много в ней непредсказуемого и загадочного: здесь и случайные встречи, и таинственные совпадения, и редкие мгновения, которые вообще не поддаются объяснению. И таких моментов в её жизни было предостаточно. О тетрадках она, хотя и вспоминала, но не так часто, – только тогда, когда те невзначай попадались на глаза. Тогда она усаживалась в своё любимое кресло, читала и улыбалась, сопереживая наивной мечтательной девочке с её сумасшедшей любовью.
Однажды Ирина не удержалась и к своей тайне добавила новую запись:
«Прошло двенадцать лет с тех пор, как мы расстались. Но как же быстро летит время, и сколько всего происходит в жизни: и плохого и хорошего, – правду говорят, человек продукт обстоятельств. Завтра я перезжаю в Россию, – какие обстоятельства ждут меня там, как сложится моя жизнь? А мне ведь уже двадцать девять, и своё «я» в жизни ещё не найдено».
Прошло ещё много лет, и своей первой любви Ирина придумала название, – она назвала её периодом неопределённости. Иногда ей казалось, что эта неопределённость понятна ей, но чаще её волновал другой вопрос – сможет ли она поклониться самой себе, – ведь большая часть жизни уже позади. О тетрадках она почти не вспоминала, – они покоились в старом чемодане, задвинутом в кладовку, и на долгое время маленькая повесть была забыта. о как-то раз произошло событие, в результате которого чемодан был вынут из небытия, оттуда же были вынуты и тетради. Ирина снова перечитала их, взяла ручку и в пятой сделала новую запись, – на сей раз последнюю.
«Вот мы и встретились – как я и предчувствовала, – правда, через полвека после того, как расстались. Полвека… страшно подумать. Наша встреча произошла, благодаря современным средствам связи, – мы обрадовались друг другу и поняли, что к нам снова возвращается юность, хотя у каждого из нас уже внуки. На этот раз наши свидания дарили нам только радость, и хотя они были новы и необычны, но ты раз за разом повторял, что у тебя такое чувство, будто мы никогда не расставались и будто не было между нами прошедших пятидесяти лет.
Я узнала твои глаза, чёрные и пронзительные, – узнала твою пышную шевелюру, хотя она и стала совсем седой, узнала юмор. Ты узнал меня, – смешную и ревнивую девчонку, но всё такую же красивую (твои слова), несмотря на возраст. И хотя ты без устали дарил мне комплименты, я чувствовала, что если бы мы встретились где-нибудь на улице, мы бы не узнали друг друга».
В одно из наших свиданий в кибер-эфире ты сказал:
- Прости меня, мой добрый друг!
- За что? – спросила я.
- За то, что я огорчал тебя тогда.
- Ну что ты! Я так возвышенно любила тебя, что все недоразумения исчезли без следа, тем более по прошествии стольких лет.
- Спасибо, моя дорогая – ты вернула мне мою юность.
«Мы оба вернули себе юность, - подумала Ирина, закрывая тетрадь. - И спасибо судьбе за то, что предоставила нам возможность встретиться, хотя бы вот так – в виртуальном мире. Разве могли мы предположить, что эта встреча состоится? Но она состоялась, и на этой мажорной ноте я могла бы поставить точку, но сегодняшний Донецк в огне, и в последние дни ты не выходишь на связь...»
2013-2021